Я просто оставлю это здесь, чтобы не потерять. Не мое.
ДОРОГА В ГОРОД ЛЕЙФ
Небо закатом обожжено,
Ночь покрывает все черной краской.
Стало так тихо – спокойно, темно...
Я расскажу вам печальную сказку.
Слушайте – кто еще слушать умеет,
Жаль, что давно позабыто начало.
Где кто-то умер, трава зеленеет.
Видишь – корабль отплыл от причала.
В море туман, ветер гимн нам насвищет,
Море бушует – наверно с похмелья.
И ничего тут никто уж не ищет,
Пропито, прожито – смех да веселье.
Впрочем, о чем я – совсем не о том,
Все это есть – в смысле будет – потом.
Черные свечи, посмертная маска, вечер –
Так пусть начинается сказка.
– 1 –
Однажды, неважно, в каком году,
Неважно где – в три-проклятом царстве –
Три путника вдаль по дороге идут:
Прощай дорога – другая здравствуй.
Цветет отравой дурман-трава,
Подстерегают лихие люди...
Лишь тот, кто знает трех тайн слова,
Во тьме не сгинет, и целый будет...
Идут человек, полугоблин и эльф,
В далекий сияющий город Лейф.
И солнце смотрит так равнодушно
В пустом, холодном и сером небе.
Сжимает гоблин свой меч послушный,
Мечтая только о черном хлебе.
А человек – он мудрец и вор,
Почти все знает, почти все видел:
Пожары, войны, и черный мор,
Не видел только он небо синим.
Сгущались тучи, бурей грозя,
Сухой – как груды земли бесплодной.
Да камень черный «Пройти нельзя:
Дойдет до цели лишь труп холодный» .
А эльф негромко так рассмеялся:
«Грозить мне будешь – кусок гранита?
Пускай все Боги на небе злятся,
Мне все до фени – душа разбита...»
Седое солнце серо от пепла,
Земля дымится – глаза слезятся...
Да смерть косою махает слепо,
Кошмары мертвым уже не снятся.
Идут человек, полугоблин и эльф,
В далекий сияющий город Лейф.
Горит костер среди мертвой степи,
Спят эльф и гоблин, а вор на страже.
Из праха ночь привиденья лепит.
Как тихо... ветер не дунет даже.
Как жутко тихо, к чему бы это –
Не воют волки, не плачут совы.
Мерцают камни неясным светом.
О Бог мой... Мертвые крысоловы!
Эгей! Тревога! Братки – проснитесь!
Мы будем драться – пока возможно,
Гляди в пустые глаза, смелей.
Покуда смерть не вошла под кожу,
Дурная слава – святое дело,
Братуха гоблин, спой нам по-свойски,
Про то, как солнце по пьяни съело
Полсотни трупов с чумной помойки,
Потом дымило как сотня печек.
«Ахнум арр хаур, Меррах джа джэль»
Под песни орочьи меч станет легче,
Гаси их, гадов. В глаза им цель.
Пусть сердце стынет, грозя взорваться,
И хохот адский пугает крахом.
Ругайтесь, смейтесь... не сметь боятся!
Они – гвардейцы рожденных страхом.
Они кишат здесь – в стране безумной,
Их кормит ужас попавших в рабство
Холодный ужас в молчаньи шумном,
Рабов с избытком в Проклятом Царстве.
И гоблин громко орал похабства,
А эльф сжал зубы, и меч, и посох.
Сражалось смело бродяжье братство,
Чтобы умертвий оставить с носом.
Идут человек, полугоблин и эльф,
В далекий сияющий город Лейф.
– 2 –
Родник смеется, звенит и плачет.
Чиста водица – промой нам души,
Пускай промокнут, а как иначе...
Проклятья ветер – он все просушит.
Здесь слезы с кровью засохнут быстро,
И даже небо все в свежих шрамах.
Вода-водичка, отмой нас чисто,
Прости нас, грешных, за все обманы.
Родник не часто в пустыне встретишь,
Пои землица своей слезою...
Умрем, схоронят – ты не заметишь.
По всех ты плачешь. Мы ж после бою...
Заполонила нас смуть да нежить.
Заполонила – что нас, что землю...
Тебя б землица холить да нежить,
Тебя б засеять – да сгнило семя.
Идут человек, полугоблин и эльф,
В далекий сияющий город Лейф.
Нет звезд на небе, луны не видно.
Костер пылает – тепло и сухо.
Взял лютню в руки эльф (что ж так сильно)
И песню начал, собравшись с духом.
(рассказ эльфа)
Я был свободным,
Я верил в счастье.
Преград не видел,
Плевал на власти.
Любил всех ближних,
не делал зла.
Я не был лишним,
судьба несла,
Шла карта в руки –
Я был король.
Не знал я муки,
Не знал я боль.
Но хитрый джокер
бубонной масти
Улыбку прятал
в зубастой пасти...
О, Hарианта –
тебя убили.
За что с тобою
так поступили.
Назвали ведьмой,
и потаскухой,
За ночь одну ты
стала старухой.
Чего тут спорить,
Судили скоро:
Тебя назвали
Причиной мора.
«Летала ночью!
А то! А как же!
Плясала голой
На нашей саже!»
Святой водичкой,
Потом по кругу...
Смелей казались
они друг другу.
Потом – под утро,
тебя – седую,
Загнали в клетку,
на мир весь злую.
Ломала пальцы,
твердя проклятья...
И слезы сохли
в обрывках платья.
Свинцом крестили.
Огнем пытали.
Убить – убили,
Но не сломали.
Безумно ты им
В глаза смеялась,
Когда на дыбе
Суставы рвались.
И ветер мая
К земле приник,
Как вырывали
Тебе язык.
Но ты сумела,
проклясть их всех.
В петлю загнал их
Твой злобный смех.
Ты молча пела
Об их вине,
Сгореть сумела
В _СВОЕМ_ ОГHЕ!
Тебя не смог я
тогда спасти,
О, Hарианта,
Меня прости.
О, Hарианта,
тебя любил я...
Беги – дорога,
за милей миля.
И эльф закончил, той песни звуки
Поднялись в небо. Порвались струны
И гриф сломался от этой муки.
А ночь была до краев безлунной.
И полетели осколки лютни
В костер – на угли – гори родная...
Прольется дождик печали мутный,
Тебя потушит он умирая.
Чего вздыхаешь, да чешешь темя?
Какие песни в такое время!
Такое время, что не до песен,
Какие песни – от них лишь горше...
Мир вечной муки нам нынче тесен,
Поменьше б горя – да мир побольше.
Идут человек, полугоблин и эльф,
В далекий сияющий город Лейф.
– 3 –
(a)
Что там за город? Он стерт на картах!
Седые стены столетних замков.
Дракон из бронзы застыл на старте,
И крошкой мрамор лежит как манка.
Ров окружает застывший город
Заполнен тиной. Мосты нависли.
Но где же люди? Убиты мором?
Иль грозной тучей враждебной мысли?
«Пойдем, посмотрим, следы отыщем»
Сказал эльдару наш мудрый вор:
«Ведь коль есть город – найдется пища,
Я есть желаю, я б съел топор»
Взял эльф веревку с стальною «кошкой»,
Накинул метко на край моста,
Потеребил он застежку-брошку,
Молясь забытым святым местам.
Он помнил много – почти бессмертный,
Он телом молод – душою стар.
И сплюнув – «К черту!» полез он первым,
На полусгнивший пролет моста.
Идут человек, полугоблин и эльф,
В далекий сияющий город Лейф.
Дома без окон, косые двери,
Hи крыс, ни кошек – лишь серый камень,
Да изваянья – уродцы-звери,
И развевалось Химеры Знамя.
Прижался гоблин спиною к стенке,
Трясется бедный – ни слова молвить.
Глаза в закате, набухли веки,
Да повторяет: «я помню, помню»
«Эгей дружище – чего случилось?
Чего ты помнишь? Ведь ты ж здесь не был»
Но сердце орка все тише билось,
Глаза – пустые, как это небо.
И эльф взял посох и Слово молвил,
Что весит больше, чем все проклятья,
Очнулся гоблин, глаза приподнял,
Сказал тихонько – «спасибо, братья»
Привстал, руками зажал виски,
На землю сплюнул, ругнулся смачно.
И голосом, полным бездонной тоски,
Рассказ о том, что увидел, начал.
Давным-давно, а когда, не знаю,
Когда был создан наш род зачем-то,
Со зла, наверно... С собачим лаем,
Под черным солнцем, под мертвым светом...
Великий Серый и Пастырь Тьмы
Кровавой чашей нас всех крестили,
Клеймили души огнем, а мы
От боли жуткой как волки выли.
Я это видел! Я это помню!
Я – как и все – тоже выл от боли!
Пустые руки! Святые муки!
Я слышал пламя и видел звуки!
Великий Серый – я чую запах,
Беззвучным страхом пропахли камни...
И рвал наш орк на груди рубаху,
И развевалось Химеры Знамя...
Так кто ж построил здесь этот город?
Не свищет ветер, да что-т не спится.
Вот, слышишь скрип – то судьбины ворот,
Или небесные колесницы...
(b)
А Знамя Химеры все выше...
Тисками удавов-улиц
Сжимало их души. Как мыши
Идут они. Тысячи лиц
Уродливых, злых созданий
Глядят им в глаза со стен,
Средь серых брошенных зданий.
Все вечно, тут нет перемен.
И гоблин за грудь держался,
А эльф становился мрачнее.
И звук на кусочки ломался
В дыхании суховея.
«Дорога идет по кругу.
Братва, мы попали в ловушку»
А ветер играл им фугу
Про паука и мушку.
Шли гоблин, человек и эльф,
В далекий легендарный Лейф.
Смотрел наш эльф в хрустальный шар,
И видел как горит пожар.
Он видел боль, он видел смерть –
Богов сжигающую плеть.
Дела давно минувших дней,
Осколки грез рожденья мира...
Осточертевший суховей
С собой унес остатки Силы.
И эльф лежал на мостовой,
И плечи содрогались в плаче...
А знамя звало всех на бой,
Бой против всех, кто жил иначе.
И в небе плыли зеркала,
И отражали отраженья.
Осколки судеб и стекла
Собой украсили сраженье.
И Черный Пастырь, сжавши плеть
Над смерти пастбищем навис.
А кровь поднялась лишь на треть.
И зеркала летели вниз.
А знамя звало всех на бой,
Бой против всех, кто жил иначе.
И эльф лежал на мостовой,
И плечи содрогались в плаче...
Я не могу – поднялся эльф –
На этом кладбище легенд.
И зашипел гранитный змей,
Из жала выступила медь.
Но вор сказал всем – «Не впервой
Меня так плотно обложили.
Прорвемся. Hе последний бой...»
И в небе зеркала поплыли.
(c)
И плыли в небе зеркала,
И змей гранитный рвался в битву.
А тело змея как скала,
Мечи и топоры разбиты.
И заклинанья, как листва,
Ложились на седую землю.
Стихии спят, нам нефиг звать.
Стучится боль взрывая темя.
И прислонился эльф к стене,
Помятый меч, сгоревший посох...
Но боли нет, все как во сне.
Что там за день – весна иль осень?
И сжал руками он затылок,
И прошептал он «Нарианта»
Тогда к нему вернулись силы,
Тепло принес им ветер марта.
И женский голос в тишине,
Плел кружево волшебных слов.
Пылали зеркала. В огне
Скривлялась острота углов.
Гори огонь, гори душа,
Танцуй на лезвии ножа.
Гори огонь, пусть сгинет вонь,
Пусть люди сами все решат...
Гори, гори, огонь – гори!
Пусть ночь взорвет пожар зари.
Гори огонь, пусть Бледный Конь,
Уйдет со мной. Пусть будет бой!
Пусть эти люди все решат.
Эй, смерть, за мной – я ухожу...
Все призраки домой спешат.
Прощайте... И да сгинет жуть!
И смутный образ женской ножки
Мелькнул в натянутой тиши.
И изумруд эльфийской брошки
Безумный ветер раскрошил.
И вор, очнувшийся от чар,
Схватил руками шею змея.
Из пасти поднимался пар,
Яд падал наземь, каменея.
Но, все ж, вполне хватило сил
В сжимавших пальцах человека.
Язык змеи упал, застыл...
А эльф шатался как калека.
Проход, казавшийся стеной...
Растаял, снегом февраля.
И на столетней мостовой,
Лежали гроздья янтаря.
Орк, человек и черный эльф
Идут в далекий город Лейф.
И поднял вор глаза змеи –
Два огнедышащих рубина.
В них отражаются бои
И гибель тысячи невинных...
– 4 –
И перед нами вновь дорога,
Во мраке тает горизонт.
Ты чувствуешь – дыханье Бога,
Ты слышишь подземелий стон?
А под дождем белеют кости,
Горят мосты, но не сгорают.
Не спится мертвым на погосте,
Здесь мертвые не умирают.
Бредет сквозь полночь синий труп,
Горит, политый кровью, месяц.
Они сбиваются к костру,
Но им уже не отогреться.
И обнимается мертвец
С внезапно поседевшим вором.
И утром не придет конец
Их замогильным разговорам.
Ведь темен мрачный небосвод,
Ведь утра не бывает тут.
И каждый час, и круглый год.
Полночные цветы цветут.
Давно протухшие орлы,
Исполнят в небе виражи.
Застыли тучи, на *** плыть...
Мертвы живые – мертвый жив!
Орк, человек и черный эльф
Идут в далекий город Лейф.
Так здравствуй, мертвая страна.
Как хорошо тем, кто не тут...
В стране слепых глухой – дурак.
Лишь сети пауки плетут...
Но, впрочем, край гостеприимный.
Напоят мертвою водой,
И ночью бесконечно длинной
Беседу заведут с тобой.
О чем беседа? – Да о разном,
Припомнят старые делишки...
И клочья бурой эктоплазмы
Свисают. «Тише... тише... Тише!
Я умоляю – замолчите! Я забываю свое имя...»
Здесь мертвых много – их не злите,
Не хочешь ведь остаться с ними?
Здесь те, кто мог, но не сумел:
Раздавлен был под грузом лени.
Кто верил в то, что Черный – бел,
И становился на колени.
Счастливый край – Почти что рай.
Живи мертвяк – Не умирай.
Орк, человек и черный эльф
Идут в далекий город Лейф.
Идут – куда же им идти?
Вскипает суп из воронья.
Идут... Открыты все пути.
Дороги боли и вранья,
Дороги плача и убийств,
Дороги, где не слышно песен.
Иди! Иди вперед! Крепись!
А то и нас покроет плесень.
Холодный ужас душу рвет...
Не бойся – нечего терять.
Судьба слепым узлом сплетет
Всех нас – по форме буквы «мать»
Ведь гоблин, человек и эльф
Идут в далекий город Лейф.
Далекий город – край мечты
Где нету грешных и святых.
Пусть темнота, пусть пуст карман,
И кто-то водит за нос нас.
Но ветер унесет обман,
Заменит боль в груди компас.
Вперед – куда глядят глаза,
Куда несут (пока что) ноги...
И с неба упадет слеза,
Хоть не умеют плакать Боги.
Святая пустота слепа.
Кто говорил, что солнца нет?
Пусть вьется в темноте тропа,
Пока не зацветет рассвет.
Орк, человек и черный эльф
Идут в далекий город Лейф...
Мы на пути...Идем своим путем.
Ты слышишь, колокольчики звенят,
Дорогу вечной ночи освяти...
Жив или мертв ты, грешен или свят.
Дорогу вечной ночи освети души своей арктическим огнем.
Мы на пути – идем своим путем.
------------------------------------------------
Старый сказочник, впавший в детство,
Тихо-тихо на ладан дышал.
А нотариус по соседству
Его сына наследства лишал.